Анна подобрала его во дворе, у старой телебашни - парень уже посерел от холода, на голове набух изрядный синяк, одежда изодрана чуть не в лапшу. Поймала такси, и общими усилиями, вкупе с водителем, водворила его на заднее сиденье.

– В какую больницу везем? - спросил шофер, отдуваясь. Анна задумалась. Если она была права, то в больницу парня везти не следовало. Если быть до конца честной, к себе его везти не следовало тем более, но Анна понимала, что так она поступить тоже не может. Пришлось называть свой адрес. Водитель покосился на нее, но спорить не стал. Довез, помог занести парня в квартиру, сгрузил на диван и, хмуро отказавшись от чаевых, сгинул в темноте.

Анна, не снимая куртки, села на корточки перед диваном, сосредоточенно глядя в бессознательное лицо лежащего перед ней существа. В том, что оно не было человеком, она не сомневалась.

Анна работала в НИИ ГСиВА, институте по изучению городских существ и временных аномалий, уже несколько лет как защитила диссертацию, после чего наконец добилась перевода на вожделенное место работы. Трудиться в этом заведении ей хотелось с самого детства, другое дело, что попадали туда совсем немногие, и вакантные места появлялись крайне редко. В то веселое студенческое время, когда ее товарищи гуляли неделями напролет, спохватываясь только к сессии, Анна просиживала брюки над самыми разными определителями и классификаторами существ, в которых половина человечества предпочитала не верить, треть верила в возможность их существования и только малая часть знала, что человек – не вершина эволюционной цепочки. Правда, Иные, как их было принято называть, тоже не казались этой вершиной. Просто они были иными. Отлично умевшими маскироваться под человека, если возникала такая потребность. Выдавало их обычно поведение. Отсутствие привычных норм общения, другая логика. Чаще всего, если люди не входили с ними в близкий контакт, никто и не замечал, что рядом находился Иной, но более длительное взаимодействие могло быть чревато последствиями, и потому некоторых из них причислили к разделу опасных.

Анна всматривалась в черты лица лежащего на диване парня, даже в бессознательном состоянии суровые, в его серо-синеватую кожу, в густые, в палец, брови, смотрела на бугрящиеся под рваной одеждой мышцы и понимала, что перед ней, скорее всего, Ветровик, выпавший из потока. И судя по тому, что на дворе зима, Ветровик это зимний, январский. Самый неудачный из раскладов, подумалось ей. Про Ветровиков было известно совсем немногое, но из тех скудных сведений, что ей удалось добыть, Анна знала, что они грубы, агрессивны и непредсказуемы. Они крайне редко встречаются, и здесь налицо был какой-то несчастный случай, видимо, он впал в метаморфозу в полете, в городе, и расшибся о старую башню.

Что делать дальше, Анна имела самое приблизительное представление, поэтому вздохнула и, сняв куртку, пошла искать справочник, в котором была крайне скупая информация по Ветровикам.

Через полчаса, вооружившись плошкой с водой и полотенцем, Анна аккуратно смочила край ткани водой и обтерла бледное лицо Ветровика. Потом взяла ложку и смочила ему губы. Это сработало – Ветровик застонал, поморщился от боли и открыл глаза. Глаза оказались темными, сине-серыми, похожими на тяжелые снеговые тучи. Он глянул на Анну, обвел глазами комнату, и его затрясло. В комнате резко похолодало, закачался абажур, на столе закружились подхваченные ветром бумажки.

– Тш-ш-ш-ш… – сказала Анна, сама не отдавая себе отчета в том, что говорит, – тш-ш-ш… все хорошо. Ты в безопасности, я помогу тебе. Все хорошо.

Ветровик обессиленно обмяк, и Анна снова поднесла к его губам воду. Он сделал пару глотков из стакана и скривился.

– Гадость… Гадость! Мертвая вода! Ты дала мне мертвую воду! – и он с такой силой оттолкнул от себя Анну, что вода из стакана выплеснулась на пол.

– Мертвая? Какая должна быть живая? Я не хотела навредить, извини. Я ничего не знаю про тебя. Как я могу тебе помочь?

Он поднял голову, осмотрел себя, и в ужасе прошептал:

– Альва… альва порвана!

Он горестно оглядел свою рваную одежду. Это было что-то похожее на безрукавку то ли из замши, то ли из кожи, серо-синего, блеклого цвета. Темные, грубой ткани брюки при падении не пострадали.

– Не огорчайся, я попробую ее починить, – предложила Анна.

– Я сам. Дай мне воду. Живую!

Анна оторопела.

– Какая вода тебе нужна?

– Морская. Из океана – лучше всего.

Да уж, мрачно подумала Анна. Океан. Море. Идеально.

– А речная или озерная тебе не подойдет?

– Ваши озера, – поморщился Ветровик, – не лучше, чем то, чем ты меня угощала… почти такие же мертвые. Нет.

– Колодезная? Родниковая?

– Это да. Это подойдет, – оживился он.

Анна огляделась в поисках подходящей емкости. Где-то на балконе валялись пятилитровые пустые бутылки… Однако Ветровик, увидев пластик, пришел почти в такое же негодование, как и от воды из под крана.

– Мертвое! Испортишь воду. Альву нельзя заживлять мертвым. Не срастется.

– Мне что, в ладонях тебе воду носить? – саркастически спросила Анна.

Ветровик, неуверенно поднявшись, встал и прошелся по дому. С отвращением коснулся флизелиновых обоев. Присел, трогая линолеум. Пластмассовую табуретку. Прошел на кухню, оглядел пластиковый стол, чашки на нем, поднял глаза. На шкафу стояла большая глиняная ваза, покрытая цветной эмалью, по форме напоминающая кувшин. Поднявшись на носки, он дотянулся до нее кончиками пальцев, покачнулся, уронил, ловко подхватил, заглянул внутрь.

– Подойдет. Сюда можно налить. Но… – он испытующе глянул на Анну. – Зачем тебе столько мертвых вещей? Тебе не душно тут?

– Да нет… – растерялась Анна. – Я тут живу, вообще-то. Мне здесь удобно. А где живешь ты? Каков твой дом?

– Мой дом? – он, казалось, был удивлен такой постановке вопроса. – Дом… я – везде. Зачем мне это? – и он обвел широким жестом небогатое хозяйство Анны. – У меня есть альва. И больше ничего нет. Летать, таская за собой все эти мертвые вещи? – он широким жестом обвел небогатое Аннино хозяйство. – Ну, нет. Мне не надо.

Анна натянула куртку, прикидывая, как ей половчее добраться до дачного участка, чтобы набрать там воды. Благо он был не так далеко.

Через полтора часа Анна вошла в квартиру, опасаясь, что за время ее отсутствия Ветровик ушел и теперь ищет на свою голову новые неприятности. Ее опасения подтвердила открытая входная дверь. Анна вошла, поставила кувшин на пол и с облегчением выдохнула – Ветровик сидел в комнате, на полу, перед ним высилась небольшая горка песка.

– Зачем тебе песок? – удивилась Анна.

– Альва не станет заживать на мертвом, – хмуро пробормотал он. – Принесла?

Анна поставила перед ним кувшин и небольшую глиняную плошку, подаренную годом ранее знакомыми этнографами.

Ветровик налил воду из кувшина в плошку, отпил, и Анна с удивлением увидела, как светлеет его кожа, пропадает кровоподтек на виске. Он пил, и вода текла по его щекам, капала на грудь, на пол. Допив, он налил еще воды, но на этот раз погрузил в нее пальцы и провел мокрые линии по прорехам разложенной перед ним одежды. Тонкой струйкой вылил воду по рваным краям, что-то неслышно пришептывая, потом подул на нее, и в воздухе разлился едва уловимый аромат. Так может пахнуть в зимнем лесу, подумалось Анне. Или в предгорьях. Что-то очень свежее, бодрящее… холодное.

– Теперь только ждать, – сказал он, сев рядом на пол.

– Как мне называть тебя? – спросила Анна.

– Зачем? – удивился Ветровик.

– Ну, у тебя есть какое-то имя? Меня зовут Анна. Когда ко мне кто-то обращается, меня называют по имени. А как я могу называть тебя?

– Можешь называть как хочешь. Как тебе удобно. Мне все равно.

– Забавно, – проронила Анна. – У твоей одежды есть имя, у тебя его нет… Раз твою одежду называют «альва», я буду звать тебя Альвен. Ты не против?

– Альвен… – сказал он, точно пробуя слово на вкус, прислушиваясь к его звучанию. – Пусть будет Альвен.

– Так в том, что ты упал, виноват город? Он… живой?

– Конечно, – удивленно ответил Альвен. – Ты не знала? Все города живые. Мертвого нет на земле. Если не считать твоего дома, конечно, – и он рассмеялся, будто удачно сказанной шутке.

Анна не знала. Она знала о существах, живущих в городе. Знала о домовиках, о Поющих на Водосточных трубах, знала о Тонких Тенях, появляющихся на стенах домов в полночь, о Серой Огневушке и Сыром Старичке, но о том, что город – ее город – имел индивидуальность, собственное лицо, ей до этого дня было абсолютно ничего не известно.

– Расскажи, как это было? Как ты попал в Город, что ты делал здесь, если он ловит таких, как вы?

Альвен опустил голову, шевельнул пальцами босых ног.

– Нет, он не ловит… он не плохой. Понимаешь, полет… это сила. Город притягивает нас – на его улицах можно разогнаться быстрее, чем где бы то ни было. И, вовлекаясь в поток, забываешь о том, что Город уязвим. Что он хрупок. Мы часто оставляем за собой сорванные крыши, рваные провода, поломанные деревья… не со зла. Очень сложно сдержать в себе эту мощь. А Город… иногда он ловит нас. В самый момент метаморфозы, когда ты подставляешь городу лицо, он подставляет какую-нибудь бетонную башню, ты вываливаешься из потока, и он слабеет… Город просто хочет остановить нас, чтобы мы не причиняли ему боли. Редко, но ему удается это сделать. Обычно, падая, мы принимаем вид птиц, но в этот раз порвалась альва… среди города ее проще всего залечить в теле человека.

– А ты видел наш Город?

– А ты разве не видела?

– Как?

– Пойдем. Нет, правда. Пойдем прямо сейчас. Альва будет заживать до утра, а то и до вечера. А я покажу тебе Город.

Анна неуверенно встала, глянув в непроглядную темень окна.

– А куда мы пойдем? – спросила она, зябко поежившись.

– Нам надо найти крышу. Не самую высокую – Город не любит новых башен, – но такую, которая бы заметно возвышалась над другими домами.

Анна натянула на себя самую теплую одежду, которую нашла, и они спустились вниз.

Подходящий дом оказался неподалеку, на соседней улице. Оступаясь на темных ступенях, они поднимались на последний этаж, и Анне казалось, будто ей снова тринадцать лет и рядом с ней не чуждое существо, а такой же подросток, приятель, с которым так легко нарушать все установленные взрослыми запреты – лазить по крышам, воровать яблоки в соседнем саду, караулить привидений в заброшенном доме… Классификаторы точно надо пересмотреть, подумала Анна. Грубый, агрессивный, опасный… Может быть, кто-то, но не Альвен. Имеет ли каждый Ветровик индивидуальность, или?.. Ее размышлениям не суждено было развиться до логического завершения – они пришли.

Дверь, ведущая на крышу, оказалась заперта. Анна с досады стукнула по ней кулаком, но Альвен коснулся замка, и дверь распахнулась, точно подхваченная ветром. На крыше гуляли сквозняки. Неожиданно огромное темное пространство над головой оглушило и удивило, Анна отвыкла от ощущения огромного, от края до края, неба. Она прошла чуть вперед – и увидела огни. Улицы лежали и слева, и справа, светящиеся реки в белых берегах сугробов. Не было людей, почти не ездили машины, в окрестных домах горело всего два окна.

– Теперь садись и слушай, – сказал Альвен и тихо присел на самом краю. Анна хотела окликнуть его, но побоялась все испортить.

– Слушать – что? – тихо спросила она.

– Тишину внутри. Смотри на Город его глазами. Почувствуй его своим сердцем. Позови.

Анна не стала задавать вопросов. Ей казалось неуместным делать это сейчас, когда Альвен, замерев на самом краю жестяного козырька, словно превратился в каменное изваяние. Она смотрела в небо, роняющее редкий снег, на улицы внизу, полные оранжевого света, и ей казалось, что она слышит, как ворочается ворона в старом гнезде, как стучат коготками на карнизе нахохлившиеся голуби, как скрипит под ногами снег у полуночного, случайного прохожего.

Он оказался за их спинами в тот момент, когда Анна, прикрыв глаза, поняла, что уже засыпает. В те неуловимые секунды, когда явь встречается со сном, она услышала шорох за спиной – и обернулась.

Тот, пришедший, казалось, не имел возраста. Анна не очень хорошо видела в темноте, но разглядела, что светлые волосы его не тронуты сединой, как и небольшая, острая борода.

– Мир вам, дети, – сказал пришедший. Альвен легко поднялся и подошел к нему. Они смотрели друг на друга, и Анна с изумлением увидела, что оба улыбаются.

– Здравствуй, Стрибожий сын, – улыбнулся Город, протянул руку и взлохматил пересыпанную мелким снегом нечесаную гриву Альвена.

– Доброго времени, Город, – тихо ответил он. Они сели рядом с Анной, и вновь повисла тишина.

– Тебе повезло с человеческой дочкой, – нарушил затянувшееся молчание Город. – Без нее тебе пришлось бы туго, прости.

Альвен промолчал. Потом спросил неуверенно:

– Братья еще ждут меня? Альва заживет только к утру, может быть, даже к вечеру. Без нее я не могу услышать их голоса.

Мужчина рассмеялся, ответил:

– Да. Правда, им пришлось умерить свою буйную пляску. Они все еще носятся по улицам, просто стали в разы осторожнее. Они боятся потерять тебя. Завтра ты увидишь их, но, прошу, на радостях не разнесите моего жилья. Сейчас не самое лучшее время залечивать раны.

Альвен улыбнулся.

– Ты прав… мы немного увлеклись. Но, кажется, нанесли тебе небольшой ущерб? Ты огромный, Город. Что тебе пара-тройка сорванных крыш?

– Под ними не смогут спать мои дети. Я обязан беречь их покой, – ответил Город, прикрывая веки.

– А откуда ты взялся, Город? – неожиданно для самой себя спросила Анна. – Как появляются на свет такие, как ты?

– Города? – улыбнулся ее собеседник и запустил тонкие пальцы в волосы. – О, это очень просто… Ты знаешь, как появляются человеческие дети?

Анна засмеялась, отвечая:

– Тебе ли не знать? В человеческом организме есть клетки, которые, встречаясь, образуют эмбрион, зародыш будущего человека…

– Нет, – перебил ее Город, – это конец истории, а не ее начало. Спрошу тебя еще раз: как появляются человеческие дети?

– Ну… – протянула Анна уже не так уверенно. – Встречаются двое людей…

– Встречаются двое людей, – подтвердил Город. – И с этого момента над ними начинает кружить сплетение мыслей, стремлений, эмоций, тонкие нити событий, которые оставят заметный след на приходящей душе. Кто-то дарит ей покой и нежность, кто-то – отчаянные переживания, но главное происходит до того, как в человеческой женщине расцветет новая жизнь. Оно происходит в тот момент, когда душа приблизится к ним настолько, что сможет вплести свой рисунок в рисунок их судьбы и наметить основные вехи той судьбы – тоже… Так и города. Город зарождается не в тот момент, когда сложен первый очаг, и даже не тогда, когда самый первый фундамент пустит свои пока еще слабые корни в принявшую его землю. Город зарождается тогда, когда странник, ведущий за собой своих людей, опустит на траву свою ношу и скажет им: «Мы дома».

Когда они разошлись, уже занималось утро. Анна спускалась по лестнице, переполненная впечатлениями, Альвен шел, погрузившись в какие-то совсем свои мысли. Город же просто шагнул с крыши навстречу восходящему солнцу – и исчез, как будто бы его никогда и не было. Анна устала, ее знобило. Альва почти зажила – о былых порезах напоминали теперь тонкие шрамы, но Альвен решил дождаться вечера, еще раз смочив ее колодезной водой. Анна легла на диван и почти сразу провалилась в глубокий сон. Ей снились старые улицы, освещенные разве что луной, пара, нашедшая свой кров под старым навесом конюшни, стихи безвестного мальчика, любителя звезд и ночных крыш, первые капли крови, упавшие на городскую мостовую с ножа воришки, который неожиданно для самого себя переступил некую запретную черту, став убийцей. Анне снилось, как Город впитывает в себя и эти строки, и свет примитивного керосинового фонаря, и безвинную кровь, как он обретает плоть, садится у ее изголовья и что-то шепчет, шепчет…

Анна открыла глаза – шептал Альвен. Он уже натянул на себя альву. Она выглядела совсем новой, наполнилась глубокой, спокойной синевой. За окном было уже темно, снова разыгралась метель, ветер, разгоняясь, бился в стекла. Альвен повернулся к Анне.

– Мне пора, – просто сказал он.

– Я провожу. – Анна встала, досадуя, что проспала до самого вечера, потеряв столько времени. Они вышли из дома и пошли к тому месту, где Анна впервые увидела Ветровика. Он шел легким, упругим шагом, и радость на его лице казалась какой-то первобытной, чуть ли не свирепой. Ветер был везде – оттягивал полы пальто, сбрасывал капюшон, гудел в подворотне.

– Слышишь? – спросил Альвен. – Это братья. Они зовут меня. Они знают, что я здесь.

Они вошли в знакомый двор. Альвен смотрел вверх, и Анна видела, что он уже не с ней. Он поводил головой, точно прислушиваясь к чему-то, ловя какие-то недоступные ей потоки. В какой-то момент прервался, поглядел на нее и внезапно коснулся ее лица.

– Я не знаю, что сказать тебе. Но хочу, чтобы ты знала, что я… благодарен. – Слово далось ему с трудом, будто он ни разу до того не произносил его. – Если когда-нибудь поймешь, что ты попала в слишком сильный ветер и не можешь справиться с этим, просто скажи ему: «Тш-ш».

Он улыбался.

Анна улыбнулась в ответ.

– Хорошо… И я тоже благодарна тебе. За Город.

В подворотне оглушительно хлопнула дверь, Альвен замер – и вдруг взметнулся вверх, рассыпаясь ворохом легких, летучих снежинок. Задуло уже по-настоящему крепко, Анна держала капюшон на голове обеими руками, наблюдая, как пляшет над ее головой, словно обезумевший, старый фонарь, как стучат по козырьку подъездов обрывки жести, и на долю секунды ей показалось, будто край налетающей на город тяжелой снежной тучи превращается в десяток юных, сосредоточенных лиц. Анна моргнула, и наваждение исчезло. Она запрокинула голову к небу и долго стояла, рассеянно глядя на танец снежинок, вспыхивавших в круге света от раскачивающегося фонаря, ощущая, как на нее из каждого окна, из-за каждого угла смотрит, улыбаясь, Город.

Ее Город.

Автор: Александра Самохина

ПредыдущийСледующий