Властимила сидела над тканью, склонив голову, и лицо ее было как никогда спокойно. Рядом с ней у окна сидел подмастерье и недоверчиво наблюдал за действиями, что казались ему противоестественными. Он видел Властимилу с клинком, видел с книгами, луком и отравленными кинжалами, даже с кузнечным молотом, но еще никогда не наблюдал в ее руках простую иглу. Иглу, что порхала над белоснежным кусочком ткани, вплетая в ткань вишневые руны. Красные, тонкие, как росчерк пера над бумагой, – стежок за стежком, по краю и к середине. Руки девушки были так же расслаблены, как ее лицо, на котором блуждала незнакомая ранее нежная улыбка, и это заставляло ее друга ежиться. Душа трепетала от одного только вида этой мягкой линии губ, которые давно тревожили его ночью. Мила за такой простой работой была воплощением чего-то таинственного и незнакомого. ... Читать дальше »

Чай в тонком бокале для ирландского кофе — и кто только притаранил его в крошечную редакцию? — рыжеет и греет красные пальцы, искусанные уральским морозом. Прихлебываю кипяток и смешливо щурюсь, пытаясь не забрызгать всех чаем от шуток нашего солнце-редактора: Андрей, Андрей Анатольевич, маленький тонкий мужчина с ласковым голосом и забавным бирюзовым свитером в строчках оленьих узоров, сегодня особенно в ударе, и вся наша группа фыркает и то и дело сбивается с темы урока. Я сейчас словно этот бокал: вся пронизанная янтарным светом, наполненная теплотой как горячим чаем — еще кусочек рафинада, и она расплещется, обжигая пальцы. В зарешеченное окошко подвальчика, где проходят занятия по журналистике, заглядывает вечерняя темнота и бьется под ветром сверкающий снег. ... Читать дальше »