По выжженной солнцем траве, неспешно перебирая лапками, ползла божья коровка. Эта яркая букашка на военной базе выглядела столь же неуместно и нелепо, как и сама Ника с её золотистыми кудряшками, выбившимися из-под сползшего платка. Девушка смотрела на божью коровку и старалась не думать о том, что будет дальше. Думать вообще не хотелось, хотелось пить. Их повстанческий лагерь накрыли рано утром, сонных парней и девчонок выволокли из импровизированной казармы на улицу, связали за спиной руки, завязали плотными полосками ткани глаза и погрузили в кунг. О том, что случилось со старшими и тренерами, она старалась не думать. Пара автоматных очередей со стороны их штаба прозвучала весьма красноречиво. 

В лагерь Ника приехала сама, вместе с мальчишками с их двора. Агитировавший молодёжь вербовщик очень красноречиво расписывал, что только они могут противостоять кровавой военной диктатуре, царившей у них с подачи зажравшихся мегамагнатов. Кроме Ники в лагере была ещё одна девчонка, и девушки занимались военной подготовкой наравне с мальчишками. Это не одобрялось старшими, но и не запрещалось. Повстанцами ребята назвали себя сами. Понравилось красивое слово. Они искренне верили в то, что могут изменить мир к лучшему, и не верили в смерть. До сегодняшнего дня. Если в начале поездки конвоиры пресекали попытки заговорить, то сейчас все сидели угрюмые и опустошённые. Говорить было не о чем. Ехали уже несколько часов, пару раз машина делала остановки в пути и к ним добрасывали ещё каких-то людей, велели сидеть тихо и везли дальше. 

Когда их наконец вытащили из машины, проволокли по пыльной дороге и швырнули на колени в эту траву, сдернув повязку, Ника поняла, что они на военной базе, скорее всего, именно той, на которую планировали нападение мальчишки из их лагеря. Сейчас она понимала, что у них не было ни малейшего шанса даже оказать сопротивление вооруженным профессионалам. А все их потуги казались просто мелким пакостничеством, которое терпели до поры до времени. И вот это время вышло. 

Стоять на коленях под палящим солнцем, уткнувшись взглядом в землю со связанными за спиной руками, пришлось долго. Осмотреться не удавалось, на любую попытку приподнять голову в шею тут же упиралось дуло автомата. Девушка поняла, что ждут начальство, без которого никак нельзя решить, что же делать с пленниками. Главгад не торопился, видимо, был очень занят, и девушка поняла, что ей уже всё равно, что с ними сделают, лишь бы побыстрее. Хоть бы попить дали, во рту пересохло, в глазах темнело. Ещё немного – и на неё даже пулю тратить не придётся. Так спечётся. 

Наконец-то от палатки начальника послышались шаги. Ника никогда раньше не была на военных базах, но почему-то смутно представляла себе её расположение. И чем сильнее плыло и двоилось её сознание, тем отчётливей ей казалось, что именно здесь она уже была. И шаги, приближавшиеся к ней, звучали очень и очень знакомо. Так, по одному их звуку, обычно узнают близких и родных людей. Но с главгадом этой базы Ника не знакома. Или знакома? Не имея возможности разглядеть приближавшегося мужчину, она уже знала, что он молод, красив, у него светлые длинные – не по уставу – волосы до плеч и солнцезащитные очки, с которыми он почти не расстаётся, скрывая за ними следы усталости и бессонных ночей. Даже его идеально чистые ботинки, попавшие в поле зрения девушки, были ей знакомы. 

«В такой-то пыли? Почистил он их перед выходом, что ли?» – мелькнула шальная мысль. 

И опять откуда-то из глубины плывущего сознания появился ответ, что это просто специальная грязе- и водоотталкивающая пропитка. Ника подумала, что ещё пару секунд назад понятия не имела о её существовании. Пока командир выслушивал отчёт от их конвоиров, девушка, которую наконец-то подняли с колен и теперь держали стоя на подгибающихся затёкших ногах, смотрела на руки главгада и думала о том, что у этого человека есть одна любопытная привычка: обычно, проводя допрос или принимая отчёт в кабинете, он медленно стучал карандашом об стол, словно метроном, отсчитывающий время. Это всегда очень действовало на нервы и заставляло говорить быстрее, стараясь успеть изложить факты до того, как карандаш замрёт в воздухе, а значит, время разговора подойдет к концу. Мужчина никогда не перебивал, не задавал вопросов, только постукивал карандашом. Она точно знала, что он внимательно слушал, запоминал, мгновенно просчитывал ситуацию и менял дальнейшие планы с учётом полученных сведений. Этот человек гений. Подчинённые его боялись, враги ненавидели, начальство не понимало, почему потомственный военный с такими мозгами предпочитает прозябать на периферии, но ему удавалось ловко избегать дальнейшего повышения по службе и перевода в столицу. Пару раз возникал скандал, но постепенно его оставили в покое. 

Почувствовав внезапный толчок в спину, Ника вместо того, чтобы свалиться кулём, ловко отклонилась, пропустив прыгнувшего вперёд пленника, который с ножом в руке бросился на главгада. Где он прятал нож, было абсолютно непонятно, ведь всех обыскали вплоть до белья, отобрав даже шнурки от ботинок. Командующий одним идеально отточенным движением, которое девушка успела разглядеть и оценить, вывернул нож из руки нападавшего, и тот по инерции налетел на собственное оружие. Ника ещё успела удивиться тому, что её абсолютно не пугает ни само убийство, ни мертвое тело, которое упало рядом с ней. Потом плывущее сознание окончательно успокоилось и вместе с этим возникло чёткое понимание происходящего и способность оценивать ситуацию совсем по-другому. Словно кто-то чужой, взрослый, холодный и расчётливый занял её место. Или, наоборот, она проснулась от долгого муторного сна. 

Посмотрев на нападавшего, девушка увидела на его груди, выше входного отверстия от ножа, золотистую планку, похожую на микрочип. 

– Если не хочешь, чтобы он вскоре вернулся, прикажи сжечь тело, – сказала она командиру, который как раз закончил вытирать руки влажными салфетками. – Это «фавн». 
– Я не верю в сказки, – ответил ей мужчина и, потеряв интерес к происходящему, развернулся, чтобы вернуться в штабную палатку. 
– Не веришь – проверь, – продолжила она, зная, что её прекрасно слышат. – Обрати внимание на этот чип. Его встраивают при восстановлении тканей на место предыдущего смертельного ранения. По этим чипам «репликантов» легко с помощью специального оборудования найти среди убитых и раненых. В лаборатории их поднимают снова и отправляют в бой. Люди помнят почти всё до момента своей смерти, о которой не подозревают. Им говорят, что их нашли с тяжёлым ранением и вылечили, применив новейшие технологии. Чипы также контролируют память «фавнов». 

Главный на пару секунд остановился и сделал два жеста рукой, указав вперёд и в сторону бараков, – и конвоиры прекрасно поняли его без слов. Нику повели вперёд, отдельно от ребят, о которых она больше не беспокоилась. Ничего особо страшного с ними не случится. Сначала им, за исключением оставшейся девушки, осторожно, без причинения среднего и тяжкого вреда здоровью, отобьют желание продолжать дальнейшее сопротивление. Затем большинство перевербуют и отправят новобранцами в другие военные части. Особо упорных ждут принудительные работы на многочисленных стройках растущей Империи. Да, не сахар, но могли и просто пристрелить, бросив в пыли, никто бы даже не пикнул. 

Очутившись в маленькой комнатке, больше похожей на бетонную коробку, девушка нашла в ней пластиковую бутылку с водой и бумажный пакет с булочками. Жадно напившись для начала, она умылась остатками воды. Руки ей освободили перед тем, как втолкнуть внутрь. Расправившись в несколько укусов с булочками, Ника принялась ждать. Она точно знала, что за ней вернутся. И вернутся скоро. 

Когда через час дверь открылась, девушка сама вышла навстречу конвоиру и, скрестив руки за спиной, позволила отвести себя к медблоку, в торце которого располагалась личная лаборатория главного. Очутившись внутри помещения, она мгновенно его узнала, хотя видела, как ей раньше казалось, впервые. На стандартном столе для вскрытия лежало тело «фавна». За столом, лицом к ней, стоял Главный, который, видимо, собирался вести допрос, не отрываясь от работы, и очень удивился, когда девушка, спокойно избавившись от захвата конвоира, пошла к столу. Он кивнул головой, остановив охрану, и жестом предложил пленнице подойти ближе. Впрочем, в приглашениях она не нуждалась. Тело действовало автоматически, по привычке выбирая место ассистента. Она указала мужчине на чип, предложив аккуратно его извлечь, помогала придерживать инородное тело пинцетом, показывая на тянущиеся от него внутрь тела тонкие золотистые нити, входящие в позвоночник. Ника объясняла принцип работы чипа так, как будто долго занималась его изучением. Работали так слаженно, как могут работать люди, которые провели вместе за работой не один час. Он молча протягивал руку за инструментом, она, точно зная, что ему нужно и где это лежит, не глядя брала инструмент и подавала. И как будто всё это было уже много раз. Но на левой руке у него обычно был надет плотный силиконовый браслет, а сейчас его нет. И она принялась за работу, наскоро сполоснув руки, без перчаток. «Никогда не подходи к столу, не надев перчатки», – прозвучало в голове наставление его голосом. 

Мужчина внимательно слушал её пояснения, не произнося ни звука. Он вообще немногословен, вспомнила она. Разговаривает только в случае необходимости, либо когда очень устал. В процессе работы он не раз пристально смотрел на неё, пытаясь понять, кто такая его пленница, откуда ей столько известно и почему она делится с ним этой информацией. А главное, откуда ей известны его привычки и расположение вещей в его лаборатории. Закончив работу, он кивнул своей внезапной ассистентке и приказал охране позвать конвоира, чтобы проводить её обратно. 

Продолжая действовать по какому-то странному наитию, уже в дверях Ника, обернувшись, еле слышно шепнула: «Не забудь лечь спать, Чижик». Его удивлённо-ошарашенный взгляд стал жемчужиной в коллекции её личных воспоминаний. 

О прозвище, которое дал ему отец, когда будущий гений почти пешком под стол ходил, знало ограниченное число людей: сам отец, мама, он и теперь эта странная девушка. Откуда-то она также знала о неудобном браслете, который ему ужасно мешал и служил привыкшему к долгой работе мужчине хорошим напоминанием о том, что надо всё же когда-то ложиться спать, а не засиживаться с очередной идеей до утра. 

«Убери волосы с лица, рыжая». 
Непокорная прядь челки, недостаточно длинная, чтобы удержаться за ухом, но и недостаточно короткая, чтобы не лезть в глаза, снова выбилась из-под лабораторной шапочки. Она, извинившись, отошла от стола, быстро стянула перчатки, выбросила их в урну, поправила волосы и, натянув новые, вернулась к работе. Ей было неловко из-за этой случайной оплошности, поэтому, услышав над ухом насмешливое: «Рыжик-пыжик», – она сначала фыркнула, а потом, улыбнувшись, сказала: «Меня маленькую папа Рыжиком звал». Устыдившись этого внезапного проявления сентиментальности, Ника замолчала и совершенно не ожидала услышать в ответ: «А меня – Чижиком». 
– Почему? 

Маленький Саша рос удивительно подвижным и любопытным ребёнком, которому хотелось понять всё, что творится вокруг. Впервые увидев пианино в три или четыре года, мальчик был абсолютно заворожен возможностью извлекать звук и сумел на слух подобрать начало песенки, которую часто напевал ему дед: «Чижик-пыжик, где ты был». С тех пор в моменты редкого благодушия отец называл его Чижиком. 

Мужчина поправил вечно сползающий неудобный браслет на руке, напоминавший о том, что лабораторные опыты пора сворачивать, и ответил: 
– Я был маленький, смешной и лопоухий. И верил, что он мной гордится. 

«Значит, его зовут Александр», – подумала Ника. И, судя по всему, он тоже всё забыл. Придётся ему помочь, но для начала неплохо бы вспомнить всё самой. 


© Анна Зорина

Предыдущий  Следующий