Аргнард как-то рассказал мне о том, что вся магия Проводников произошла от ильдов – народа одного из северных островов.

Об ильдах известно очень мало, да и все, что о них знают, считается не более чем легендами. Ильды, если верить рассказам Аргнарда, первый народ, заселивший северные острова. Именно ильды стали теми, кто заложил основы почти всех существующих в мире лесов, кто наделил их магией и связал их между собой так, что, зная тайные тропинки, можно из лесов Лиргардии в мгновение ока переместиться на другой конец света – в Аильрид – край вечного холода, или в Орентор, до сих пор чтящий древних богов и духов природы.

Ильды – хранители Вечных лесов, самых первых лесов, появившихся на земле. Они – древнейшие маги, одни из немногих, кто мог переходить из одного мира в другой, не теряя своих воспоминаний. Высокие, стройные, с глазами цвета предрассветного неба, они являли собой образец красоты и изящества, мудрости и справедливости.

– Но при этом людей они недолюбливали, – немного помолчав, добавил Аргнард. Лицо его, освещенное пламенем костра, казалось очень древним. – Лишь когда стало ясно, что иного пути сохранить магию нет, они обратились к группе избранных, чтобы передать им древние свитки и представить Лесам как новых хранителей.

Среди них был и мой учитель Фолкор. Ему на тот момент было лишь двадцать лет, но именно его ильды выбрали самым первым, и именно ему были открыты древние знания, которые было запрещено передавать другим смертным. Например, как переходить на Другую Сторону, призывать души и воскрешать мертвых, – объяснил Аргнард, увидев растерянность на моем лице. – Он же посчитал, что каждый из существующих Проводников должен обладать особой магией, поэтому, когда появляется новый хранитель лесов, ему достается какая-то из этих способностей. Весьма опасное решение.

– И ильды на это согласились? – с сомнением спросил я. – Доверить все знания одному смертному лишь для того, чтобы он рассказал о них остальным людям?

– Ну, здесь есть пара деталей, в которые тебя, как Проводника, посвящать не обязательно, – Аргнард усмехнулся и подбросил в костер хворост. Сноп искр взвился в бездонно-темное небо. – Например, никто тебе не скажет, каким даром ты обладаешь. Ты должен выяснить это сам, а учитывая ограничения, которые должны соблюдать Проводники при работе с духами и другими мирами, может статься, что ты в жизни не узнаешь, каким даром тебя наградили. Тебе запрещено использовать его во вред, причинять боль и отнимать чью-то жизнь. Проводникам запрещено убивать как людей, так и животных, а это, между прочим, огромный пласт магии ильдов. Магия смерти и поклонение ее духам, – Аргнард выдержал паузу, а когда вновь начал говорить, голос его звучал очень тихо: – Я знавал Проводников, которые на ночь Галькаллы могли воскресить даже не одного человека, а целую деревню. Им для этого нужно было лишь ударить посохом о землю. И люди приходили, Лурдьяр, – впервые за время нашего разговора он посмотрел мне в глаза. – Пышущие здоровьем, смеющиеся. Живые. Как будто они не ушли на Ту Сторону, а всего лишь отправились в путешествие. Их можно было обнять, поцеловать, угостить вином, вспомнить прошлое. Они все помнили, кроме своей смерти.

В наступившей тишине Аргнард, сгорбившись, смотрел в огонь.

– А наутро обычно половина деревни лежала мертвой. Кто-то вешался на чем придется, кто-то перерезал себе горло, встречались и утопленники. Они боялись не смерти, а того, что с первыми лучами солнца с погибшим другом, мужем или братом придется распрощаться. А так – вы вернетесь туда вместе. Из-за подобных случаев и появилось одно из нерушимых правил Проводников – твоя жизнь тебе не принадлежит. Ты не можешь умереть в бою, от болезни или от несчастного случая, нет. Ты очнешься на поле боя, выдернешь из груди пару стрел и пойдешь дальше, как ни в чем не бывало. А вот когда придет время твоего ухода – это решит Тернанур. Ты умрешь, когда он этого захочет. Поэтому каким бы даром тебя не наградили, стоит тебе лишь раз оступиться, например, воскресить и привести к смерти целую деревню, ты тотчас распрощаешься со своей жизнью.

Тернанур защищает нас, Лурдьяр. Мы взываем к его силе, когда переносимся в мир духов, именно он покровительствует Проводникам и не дает сущностям из других миров навредить нам. Его защита дорогого стоит. Но с той же легкостью он может отдать тебя на растерзание духам, и – уж поверь – тогда никакая магия тебе не поможет.

– Хотя, есть кое-что, – Аргнард неожиданно усмехнулся. – Фолкор как-то сказал мне, что перед истинной храбростью и непоколебимым спокойствием отступают любые преграды. Поэтому ильды отметили его, как равного. Он мог в любое время дня и ночи (а ночь – это время мортеров, если ты помнишь) исследовать леса, обращаться к душам умерших, открывать другие миры, не прибегая к помощи высших сил. И все потому, что внутренней, духовной силы ему было не занимать. Невероятное спокойствие и осознание собственной силы – этого ему было достаточно.

Тогда Аргнард впервые рассказал мне об ильдах и особой магии Проводников. Признаюсь, что мне было мало и сотни лет, чтобы хотя бы на шаг приблизиться к Фолкору в его умение сохранять трезвый рассудок и не поддаваться страху. Я много раз пытался по его примеру исследовать ночной лес, но Тернанур, явно не желая моего столкновения с мортерами, упрямо выводил меня к моему собственному дому.

О способностях Проводников мы больше не разговаривали, и Аргнард старательно уходил от этой темы, стоило лишь заикнуться о магии мертвых. Зато, когда мне исполнилось шестьдесят лет, он показал мне одно из наследий ильдов.

– Древние свитки Ардаира, – негромко сказал Аргнард, вытаскивая из обитого железом сундука небольшой мешок, расшитый золотом. Внутри, негромко перестукиваясь, перекатывались свитки. – Свитки Невозвратных времен. Ильды заложили основы всех лесов, и всю магию, которую они им подарили, они описали здесь. А леса передали эту магию нам. Прочитать эти свитки могут только Проводники, или кто-то лишь с одобрения Проводников, – Аргнард поднял на меня взгляд и медленно вытащил из мешка один из свитков. – Возьми. Это – свиток северных Лесов и сокрытой в них магии. Внимательно изучи его, Лурдьяр. Свитки открываются лишь однажды, больше ты никогда не сможешь его прочесть.

На изучение всех свитков у меня ушло без малого десять лет. Тайные тропинки, волшебные животные и растения, мортеры, Первородные Страхи, переходы между мирами – все это на кажущихся бесконечными свитках, исписанных золотыми чернилами. Даже по происшествии почти полсотни лет я без особого труда могу дословно повторить все, прочитанное мной за годы исследований. Прочтенное, освоенное, осознанное навечно останется в моей памяти и никогда не канет в небытие, а вот волшебные свитки, тяжелые, как настоящее золото, безжизненно померкли в моих руках, стоило только закончить чтение. Позже я передал свитки Грэйе, и стоило ей только коснуться испещренного витиеватым почерком пергамента, как строки вновь налились золотом, словно почувствовав нового читателя.

Аргнард никогда не обсуждал со мной темы, связанные с ильдами или магией смерти. Частные случаи были исключением, как, скажем, тогда, когда он рассказал мне об особой магии каждого Проводника. Мы никогда не делились своими мыслями и мнениями, страхами и переживаниями. Несмотря на то, что мы были очень близки по духу и зачастую понимали друг друга без слов, мне не хватало его советов и наставлений, основанных на многовековом опыте. Поэтому я и решил искать свой дар самостоятельно, не прибегая ни к чьей помощи. Мне не хотелось привлекать своими бесцельными блужданиями внимание Аргнарда, поэтому мои поиски растянулись ещё примерно на десяток лет, и так же не увенчались успехом.

Что мог я, в жизни не видевший других Проводников, кроме Аргнарда, знать о других проявлениях магии ильдов? Что можно было сделать, не имея никаких знаний, кроме обрывочных воспоминаний о людях, способных воскрешать целые деревни? Я пробовал себя во всем, начиная от целительства и заканчивая переходом в другие миры, искал встречи с Тернануром, специально бродя ночью по Лесу, чтобы привлечь его внимание, пытался вновь перечитать свитки Невозвратных времен, которые сейчас больше напоминали старый пожухлый пергамент, чем переливающиеся золотом магические трактаты. И ничего. Ни малейшего намека на что-то, не связанное с магией Леса и самого Тернанура, ни малейшего представления о том, куда двигаться дальше и что делать теперь. Сплошные сомнения в собственных силах, осознание потерянности в необъятном мире и отсутствие желания продолжать поиски.

Единственное, что всегда могло успокоить меня – это Лес.

Переступая какую-то невидимую черту, попадая в окружение многовековых деревьев, кронами заслоняющими небосвод, я словно оказывался в совершенно ином мире: тихом, уединенном, невероятно спокойном. Невольно я ловил себя на мысли, что Лес будто радовался моему приходу: здесь всегда слышалось пение птиц, солнечные лучи пробивались сквозь сплетенные над головой ветви, и дышалось здесь невероятно легко и свободно, полной грудью.

Я мог часами бродить по тропинкам, разглядывая причудливые узоры деревьев, напевая древние ильдские песни. Однажды я как будто услышал вторящий мне женский голос из глубин Леса. Оттуда же доносились слабые отголоски месена и чего-то, очень напоминающего флейту. А ещё в один из дней мы прогуливались по тропинкам вместе с Тернануром. Это была не первая наша встреча, но тогда я впервые почувствовал некую связь с древним духом Леса. Он шел рядом со мной в обличье черного кота и изредка поворачивал ко мне голова. Глаза – огромные, по цвету напоминающие расплавленное золото – смотрели на меня с необычайным вниманием, словно пытаясь запомнить каждую черту моего лица.

Тогда я впервые задумался о том, что древние легенды о происхождении Тернанура могут оказаться правдой.

А вдруг хранителем Лесов был не один из самых сильных духов, а один из древнейших и самых могущественных колдунов?

Когда я бросил все попытки найти свою, только мне предназначенную магию, Аргнард решил рассказать мне о своем даре. И случилось это так неожиданно, что я поначалу не понял, о чем идет разговор.

– Если ты думаешь, что уникальной можно назвать лишь способность покорять горы, то ты глубоко ошибаешься. Наслаждаться их видом тоже в какой-то степени дар, доступный далеко не каждому.

Говоря это, Аргнард не отрывался от чтения массивного фолианта. Я удивленно вскинул брови, оторвавшись от изучения карты Лиргардии.

В камине потрескивали поленья, пронизывающий до костей ветер бесновался где-то за пределами жарко натопленного дома, а Аргнард, вновь погрузившись в чтение, будто снова перестал замечать меня.

– О чем ты?

– Я говорю о твоих поисках, Лурдьяр, – Аргнард наконец поднял на меня взгляд, и хоть он не смеялся, я чувствовал, что происходящее его забавляет. – Честно говоря, я уже несколько месяцев пребываю в смятении: стоит ли тебе рассказывать о том, чем Леса одарили меня? Ведь ты невольно сравнишь этот дар со способностью воскрешать мертвых и, чувствую, сравнение будет не в мою пользу.

– Н-нет, конечно нет! – я даже вскочил с кресла, в котором ещё пять минут назад едва не поддался дремоте. – Я буду очень рад услышать о твоем даре!

Аргнард отложил книгу, внимательно посмотрел на меня и неожиданно улыбнулся:

– Мой дар – возможность выбрать день и время своей смерти. В этом отношении над моей жизнью не властны ни войны, ни стихии, ни духи. Даже Тернанур не в состоянии лишить меня жизни, пока я сам этого не захочу. Этот дар – подарок моего учителя Фолкора, которому так же было даровано бессмертие. Он, однако, находил этот дар весьма обременительным, поэтому никогда особо о нем не говорил. Фолкор ушел сам, Лурдьяр. Одним зимним вечером он рассказал мне обо всем, что знал, и предложил передать мне свой дар. Я, по его мнению, лучше него знал, как распорядиться вечной жизнью.

– Две сотни лет не так уж и долгая жизнь для Проводника, – неуверенно начал я, медленно садясь рядом с Аргнардом за стол. – Леса живут намного дольше: тысячи, десятки тысяч лет.

– Скажем так, я немного приврал тебе про свой возраст, – светлые, почти белые глаза Аргнарда весело поблескивали. – Я, знаешь ли, тоже не хочу быть в глазах едва ли столетнего юнца древним, рассыпающим песок стариком. Но это была удивительно интересная жизнь: своими глазами я увидел, как рождаются, крепнут и умирают города, как разрастаются страны, как появляются языки, науки и искусство. Я ходил по древним ильдским Лесам, закладывал основы Лесов Аильрида, составлял карты материков, проходя тысячи лир с мешком за плечами, присутствовал при строительстве нынешних тысячелетних столиц, помогал при восстановлении городов и деревень после войн и пожаров. Я исходил десятки тысяч мест, познакомился с замечательными людьми, исследовал самые потаенные уголки Лесов, вырастил тебя… – Аргнард тепло улыбнулся. – Клянусь, я не смог бы лучше прожить эту жизнь. Но время приходит, и я чувствую, что пора уходить на покой. Это мой дар, Лурдьяр – возможность решить, когда я попрощаюсь с этим миром и пойду навстречу следующему.

Как много мне хотелось спросить в этот момент! Как же хотелось узнать о жизни Аргнарда, которому без малого было больше тысячи лет! Были ли у него близкие друзья, семья и дети? Как давалась ему древняя магия? Когда он впервые увидел мортера? Как он впервые переводил на Другую Сторону близких людей? Почему он решил остаться в Лиргардии, как закладывались Великие Магические города, верны ли легенды о происхождении Тернанура – сотни, нет, тысячи вопросов!

Но задал я всего лишь один.

– Хотел ли ты когда-нибудь обменять бессмертную жизнь на жизнь обычного человека?

– Хочу до сих пор, – немного помолчав, отозвался Аргнард. – Я прожил несколько сотен человеческих жизней, и в каждой было нечто особенное, делающее её непохожей на все остальные. Мне было бы достаточно и одной, Лурдьяр. Одной из тысяч прожитых. И тогда я бы мог уйти следом за всеми дорогими моему сердцу людьми, и мне не нужно было бы провожать их в Междумирье, а потом, опустошенному, брошенному, потерянному возвращаться в ставший за секунды чужой мир.

Я не умру в обычном понимании этого слова, Лурдьяр. Я останусь в Междумирье и продолжу свою работу. Конечно, если я захочу, я могу попросить Тернанура убить меня, но сомневаюсь, что он на это согласится. Тернанур даст мне уйти из этого мира, но вряд ли разрешит переродиться в следующем. Во всяком случае пока.

Вспоминая сейчас тот разговор, я невольно поражаюсь тому, как быстро прошли отведенные Аргнарду годы. Несмотря на то, что судьбоносный для нас обоих день наступил лишь спустя десятилетие, казалось, что прошла всего каких-то пара недель. Когда ты волен жить целую вечность, время приобретает для тебя совершенно иной вид.

В ночь, кода это случилось, старая вдова попросила Аргнарда встречи с погибшим сыном. Это была ночь Галькаллы, и все духи умерших вернулись в деревню, чтобы посетить свои дома. Женщины пекли хлебных человечков, и дети украшали их орферой – зимней ягодой, которую, согласно поверьям, очень уж любят получать в дар духи. Потом этих человечков с глазами-ягодами укладывали в соломенные корзины и выставляли за порог. На окнах зажигали свечи, которые помогали духам найти дорогу домой, и все семьи усаживались в круг, чтобы вспомнить минувшие времена и рассказать об ушедших.

Я совершал обход по деревне, внимательно следя за тем, чтобы границы между мирами не пересекали опасные для живых людей существа. Мягкое золотистое сияние посоха освещало мне путь, под ногами искрился снег. Люди выносили на пороги корзинки с дарами, и я невольно улыбался, замечая восхищенные взгляды детей. Обходу я посвятил почти всю ночь. Арнарда рядом не было, и я не знал, куда он ушел, однако, никакого волнения я не чувствовал. Гораздо больше меня беспокоило то, что ночь, посвященная памяти умерших, породит новую волну мортеров или тех, кто собственноручно лишит себя жизни, а потому с особым тщанием проверял границы. Лишь на рассвете, когда солнце едва забрезжило на краю земли, я дал отдых разуму и позволил себе остановиться. Деревня спала, укутанная снежным одеялом. На окнах некоторых домов ещё теплились свечи, а самые младшие дети, сонно потирая глаза, воровато приоткрывали дверь дома, чтобы пересчитать хлебных человечков. Сделав ещё один круг и решив, что все в порядке, я уж было направился в сторону Леса, но неожиданно для самого себя замер на месте. Золотистый свет мерно пульсировал под ладонью, откуда-то издалека слышался смех детей, но мое внимание занимала лишь одна мысль, беспокойной птицей бьющаяся в моей голове. Я не знал, откуда она появилась, и что стало причиной, но в одном я был уверен точно.

Что-то случилось с Аргнардом.

Аргнарда я нашел в Лесу, сидящим под деревом, почти на самой границе. Его посох лежал рядом, а напротив Аргнарда застыл огромный черный медведь. Увидев меня, он развернулся и, переваливаясь сбоку набок, скрылся между стволами деревьев. Невидяще глядя перед собой, тяжело дыша, Аргнард пытался рукой нащупать посох.

Арнард ослеп, когда пытался открыть проход между мирами. И это не было наказанием за то, что он позволил себе сделать подобное, это не была угроза или насмешка, нет. Это было предупреждение: если ты не можешь совладать со страхом, то все, чтобы ты ни делал, принесет тебе только вред.

Для самого Аргнарда слепота не являлась чем-то, что мешало полноценной жизни. Казалось, что все остальные его чувства лишь приумножились, походка его оставалась такой же быстрой, а движения резкими и точными.

В эти месяцы мы очень много разговаривали. У меня наконец появилась возможность задать интересующие меня сотни вопросов, а у Аргнарда – напомнить мне основные правила, которым должен следовать каждый Проводник, независимо от того, какой магией его наделили:

– Посох, Лурдьяр. Он только твой и ничей больше. Он будет обжигать всякого, кто к нему прикасается, обжигать до кости, поэтому не смей выпускать его из рук.

– Твой плащ – один из трех, которые остались у меня от Фолкора. Плащи, подаренные ему ильдами, обладают способностью скрывать хозяина от чужих плащ. Порвать его практически невозможно, он достаточно тяжелый и плотный.

– Знаю, что это прозвучит странно, но духи очень любят наше пение. Именно поэтому раньше открытие врат сопровождалось ритуальным пением сильнейших воинов. Песни и музыка любимы представителями других миров. Это – наш общий язык.

– У каждого Леса есть Сердце, и оно, как полагается, в самом центре. Обычно это дерево, не обязательно самое древнее. Именно оно является источником магии, и именно его с особым тщанием охраняет Тернанур. Вся магия сосредоточена здесь, отсюда же она, как круги на воде, расходится до самых отдаленных участков Леса. Чем дальше, тем меньше магии, тем меньше силы, поэтому посохи делают обычно из запрятанных где-то в глубине Леса деревьев.

– У тебя больше нет возможности прочесть свитки Невозвратных времен, но у меня остались книги о древних пророчествах и преданиях ильдов. Внимательно изучи их, Лурдьяр. В легендах всегда сокрыто нечто большее, чем красочное описание героев.

– Твой дар найдет тебя в правильное время. Я не могу сказать тебе ничего, потому что это часть твоего пути. Просто запомни, что, если ты не мог найти это на протяжении сотен лет, это не значит, что завтра оно не упадет тебе на голову.

– Самое главное не бояться, Лурдьяр. Твердо стоять на ногах и быть готовым ко всему на свете. Даже если земля уйдет из-под ног, или вдруг на голову рухнет небо, надо лишь сказать: «Будь что должно быть». Ты уже не вправе этому помешать, так что не стоит тратить силы на беспокойство.

О своем уходе Аргнард сообщил мне за несколько Лун, и я на удивление для самого себя спокойно воспринял эту новость. В те, последние дни, мы практически не общались, даже несмотря на то, что вместе ходили по Лесу. Только я мысленно взывал к Тернануру и его силе, а Аргнард с нескрываемым удовольствием, словно впервые за всю свою тысячелетнюю жизнь, ощупывал деревья и цветы, прислушивался к пению птиц, полной грудью вдыхал холодный воздух.

И все ему было мало.

– Не помню, как я вернулся домой после того, как проводил Аргнарда. Кажется, я ещё день бездумно бродил по Лесу, пытаясь понять, что мне делать дальше. И как-то ничего не шло в голову. Да и сейчас не особо идет, если уж быть честным.

За время нашего разговора бредущая рядом со мной Грэйя не произнесла ни слова. Она лишь изредка оборачивалась ко мне, чтобы сверить внимательным взглядом, а потом вновь отворачивалась.

Мы бродили по Лесу уже пару часов. Грэйя совершила свой первый переход, но совершенно не выглядела уставшей. Там, в Междумирье, совершенно другое понятие времени, и если для нас переход длится от нескольких часов до одного дня, то здесь, в мире живых, может пройти тридцать Солнц и Лун. Так что сейчас, казалось, её больше занимали набухшие почки у деревьев, чем моя речь.

Я был благодарен ей за то, что она просто выслушала меня. Я, являющийся заложником своей судьбы, не имел возможности просто высказаться и обсудить все, что накопилось у меня в душе. Сейчас же, с появлением Грэйи, в моей жизни произошли огромные изменения. И даже такая мелочь как разговор за обеденным столом стала для меня настоящим спасением.

– Стой.

Я, погруженный в собственные мысли, невольно вздрогнул. Грэйя, выставив передо мной посох, замерла, прислушиваясь. Скользнув взглядом по вспыхнувшим под моей ладонью символам, я удивленно вскинул брови.

– Здесь? В Лесу?

Грэйя коротко кивнула и, резко подавшись вперед, быстрым шагом пошла по тропинке.

Посох обжигал пальцы, я, напряженно вслушиваясь в шелест деревьев, шел следом, невольно поражаясь тому, как я сразу этого не заметил. День клонился к закату, деревья отбрасывали тени, и я краем глаза видел собственную тень, торопливо поспевающую за бегущей Грэйей.

Она неожиданно остановилась и шумно выдохнула. Затем обернулась ко мне, растерянная и даже будто испуганная увиденным. Я, невольно нахмурившись, прошел вперед, а затем замер на месте, с силой сжав посох.

Аргнард как-то рассказывал мне о Великих магических городах, о их былом величии и славе, а после – о сокрушительном падении и страхе перед немагическим миром. Древние города, колыбель тысячелетней магии, пытались любыми способами отвоевать свое право на существование. И одно из них сейчас лежало перед мной, с неестественно вывернутыми руками, будто сломанная деревянная кукла, пустыми глазами глядя в бесконечное небо.

– Рогрорнор? – растерянно спросила Грэйя. – Оттуда ведь нельзя сбежать.

– Как видно, мы не все знаем об этом месте, – сдержанно отозвался я, внимательно осматривая некогда белоснежные одежды, от которых остались одни лохмотья, рваные волосы пепельного оттенка и невероятно тонкие руки и ноги.

– Нельзя её так оставлять, – отозвалась Грэйя. Прежнее спокойствие вернулось к ней, однако, изумрудные глаза с беспокойством наблюдали за мной. – Что будем делать, Лурдьяр? Это же не её смерть.

В наступившей напряженной тишине еле слышно перешептывались над головой деревья, между ветками сновали птицы, и весь мир словно замер, внимательно прислушиваясь к нашему приговору.

К моему приговору.

Я, движимый неожиданным порывом, стянул с плеч плащ и накрыл им тело. На секунду закрыл глаза, пытаясь собраться с мыслями. Вот так просто, посреди Леса, почти у самого Сердца, и не кто-нибудь, а некогда очень сильный маг. За все время, проведенное с Аргнардом, я не мог вспомнить случая, подобно этому. Конечно, встречались и простые люди, и животные, но никогда – маг такой силы.

Медленно выдохнув, я открыл глаза и встретился взглядом с Тернанура. Возникнув словно из воздуха, не шевелясь, он сидел у головы мертвой девушки, неотрывно наблюдая за каждым моим шагом.

Было что-то необычное в его поведении и – как бы это странно ни звучало – во взгляде. Помню, что на долю секунды растерялся, но мгновенно собрался с мыслями, вспомнив наставления Аргнарда. Тернанур может вести себя как угодно, самое главное – не показывать своего страха перед ним.

– Аргнард как-то рассказывал мне, что Рогрорнор запечатывает способности мага и создает поддельную, безликую сущность, – не отрывая взгляда от золотистых глаз, медленно произнес я. – Но ведь живущий глубоко внутри маг все ещё жив. Я правильно помню легенды о силе древнего, как сам свет, Тернанура?

Кот, не мигая, медленно склонил голову набок, и я вдруг понял, что именно показалось мне странным, какая именно мысль вспыхнула в моей голове. Мысль, заставившая меня сильнее сжать посох.

Животное так смотреть не может.

– Пошли, – выпрямившись, бросил я Грэйе. Она нахмурилась, вновь указывая на тело. – Пошли, он и без нас разберется.

Спотыкаясь о корни деревьев, мы торопливо пересекли поляну и, проплутав по тайным тропинкам, вышли из Леса. Я невольно поймал себя на мысли, что жду, когда нам вдогонку бросится огромный черный медведь с сияющими золотыми глазами. Золотыми, потому что зеленых я не видел у него уже очень давно. Пройдя примерно сотню шагов от границы Леса, я остановился. Грэйя, одарив меня вопросительным взглядом, посмотрела туда, куда смотрел я – на медленно склоняющееся к краю земли солнце, рассеивающее лучи на верхушки деревьев, на вспыхивающее алым цветом небо, и на угрюмый, темный Лес, непроходимой стеной заслоняющий горизонт.

– Подождем, – негромко сказал я, опираясь на посох. Он слабо пульсировал под моей ладонью, и я, прикрыв глаза, принялся медленно проговаривать про себя защитное заклинание. Я скорее чувствовал, чем знал, что неслышно подошедшая ко мне Грэйя шепчет его вместе со мной. Глупо пытаться защититься с его помощью от Тернанура, но так я мог хотя бы привести в порядок мысли и не поддаться страху.

В тот момент мне стало невероятно тоскливо. Я вдруг вспомнил Аргнарда и то, как он общался с Тернануром. Они были словно непримиримые друзья, постоянно соперничающие, но прекрасно понимающие друг друга без единого слова. Я был более чем уверен, что Аргнард остался бы в Лесу и попытался сделать хоть что-то. Я же сбежал, неожиданно испугавшись Духа Леса и прихватив с собой Грэйю, которая действительно пыталась помочь.

И с какой силой на меня нахлынули смятение и тревога, таким же порывом на меня снизошло невероятное спокойствие. Я медленно открыл глаза и медленно, полной грудью, вдохнул прохладный вечерний воздух.

– Смотри, Грэйя. Там кто-то идет.

И действительно. Прежде, чем я увидел небольшой силуэт, плутающий между стволами деревьев, я вдруг почувствовал ощутимый толчок, будто земля дрогнула под моими ногами. Шепот прекратился, и я физически почувствовал, как напряглась Грэйя.

– Пошли.

И мы двинулись навстречу небольшой фигурке, с каждым шагом приобретающей более явные черты.

Небольшого роста, с частично отросшими темными волосами, кое-где ещё светлыми после посещения Рогрорнора, с потускневшими, будто не до конца окрасившимися глазами. Она шла, спотыкаясь от усталости, кутаясь в мой плащ, который на глазах уменьшался под стать её росту.

В десятке шагов друг от друга мы не сговариваясь остановились.

«Почему ты решил, что это – Проводник?» – это мысль застала меня врасплох, и я замер, не в силах произнести ни слова. «Почему ты вообще решил, что это – некогда очень сильный маг?»

Понятия не имею. Просто в тот момент, когда я впервые увидел лежащее на сырой земле тело, я вдруг с необычайностью ясностью осознал, кто передо мной лежит. Как и сейчас, глядя на укутанную в свой плащ фигурку мог с предельностью точностью утверждать, что передо мной – Проводник.

– Мой учитель как-то сказал мне, что жизнь наполнена событиями поистине увлекательными, и что самым занимательным из них является смерть, – сказал я после недолгой паузы, внимательно глядя в принявшие свой прежний облик темные глаза. Смотрели они на меня с завидным упрямством и с плохо скрываемым любопытством. – Ты не знаешь, когда и в каком виде она к тебе придет, и что будет после нее. Однако можно быть уверенным в том, что после её прихода твоя жизнь продолжится. Встреча с ней – лишь минутная передышка перед новым путешествием. Мое имя Лурдьяр, а это – Грэйя. Мы хранители Северных Лесов, Проводники, переводящие души умерших на Другую Сторону. И теперь ты – одна из нас. Добро пожаловать.

Не сказать, что моя речь произвела впечатление. Оно и понятно: вряд ли после возвращения с Той Стороны вас обрадует перспектива работать на смерть. Девушка, замявшись, подошла к нам, и они с Грэйей, негромко переговариваясь, двинулись по направлению к дому.

Я же остановился, напряженно вглядываясь в бездонный Лес, стеной нависший над поляной. Правильно ли я поступил, приняв столь важное решение за ушедшего человека? Одобрил ли бы этот поступок Аргнард? Быть может, это и есть мой дар: призывать Проводников даже с Той Стороны для исполнение своего долга? Если это так, то преподнесенный мне дар весьма своеобразен, даже по меркам воскрешенной деревни.

Однако что-то в глубине души подсказывало мне, что не все так просто, что мой дар – нечто иное. Не знаю, что именно привело меня к этой мысли, но само осознание того, что Тернанур исполнил мою просьбу, да ещё и не отправил за мной следом, например, мортера, очень настораживало.

Я уж было развернулся, чтобы пойти следом за Грэйей, но, заметив в Лесу движение, резко остановился. Лишь на мгновение я увидел высокую фигуру, закутанную в черную мантию, медленно скользящую между стволами деревьев. Человеческую фигуру, с невероятно яркими золотистыми глазами, неотрывно следящими за каждым моим шагом. Секунда – и видение исчезло.

– Показалось, – негромко, пытаясь убедить самого себя, произнес я. Посох приятно согревал ладонь, и я, развернувшись, направился к дому. – Нет там людей. Больше нет, – а сердце тем временем колотилось о ребра с такой силой, что едва не пробивало в них дыру. – Никого не осталось.

Не так ли?
 

' seaside | Catherine Diethel

Город забытых судеб

Предыдущий  Следующий