Как-то раз одна семья забыла поздравить своего дедушку с Днём Военно-Морского Флота, и дедушка обиделся. Этот человек обладал жестоким нравом и владел искусством красиво мстить. В тот же год он подарил внуку на день рождения скрипку.

Подарок оценили всем многоквартирным домом. С тех пор соседи вспоминали прекрасные времена, когда район ещё только возводился, и за окном кипела стройка. Когда мальчик доставал свой музыкальный реквизит и начинал играть, люди включали записи звуков перфоратора и плиткореза, отдыхая под ритмы инструментов и их неизменную мелодию.

Внук, он же Алёшенька, полюбил скрипку всей душой. На любые уговоры своих родителей начать заниматься чем-то менее убийственным он отрицательно мотал головой. Мальчика пытались соблазнить другими запрещёнными раздражителями: фломастерами, целым ведром LEGO или, на худой конец, спичками.

Ему было дозволено разрисовать все обои, уничтожить стопы целому семейству, даже поджечь сухое поле, короче, сделать то, что не могли позволить себе девяносто процентов детей — только бы он отказался от скрипки. Но Лёша был непоколебим.

— Отдадим его в музыкальную школу. Там за две недели из него всё желание играть скрипичным ключом вышибут, — предложила мама, прошедшая через подобное в детстве.

Семья аплодировала её смекалке и уже готовилась отоспаться, но Лёша не спешил жаловаться. Ноты давались парню удивительно легко, занятия приносили радость. Папа предлагал преподавателю деньги, чтобы тот выгнал его сына с позором, но наставник оказался настоящей скотиной и, назвав Лёшу талантливым, велел развиваться. Лёша стал играть лучше и чаще, да ещё и по правилам.

«В траве сидел кузнечик», «Во поле берёза стояла», «Ёлочка» и многое другое из классики превращалось прямиком в оружие массового поражения. Соседи и родители Алёши хотели добиться запрета этих произведений на государственном уровне, но мальчик начал изучать Моцарта и Бетховена, а это уже международный класс, тут бороться бесполезно.

Играл Лёша, к слову, очень даже хорошо, и сам прекрасно это понимал.

Мама обещала, что после гамм и арпеджио со сменой позиций мальчик сдуется. Затем его должны были добить соль мажор в четыре октавы — но нет. Уже когда все опустили руки, а на ля минор не было никакой надежды, старший брат предложил:

— Давайте переведём его в самый проблемный класс! Хулиганы ему растолкуют и про Лунную сонату, и вообще про весь Мендельсон!

Метод был жестоким и непедагогичным, но не спавшие четыре года родители уже были готовы смириться с разбитым носом ребенка, лишь бы он не разбил остатки их терпения.

Первые две учебные четверти одноклассники Алёшу колотили, затем зауважали, затем приняли. К концу учебного года из самых агрессивных и активных хулиганов Алёша сколотил музыкальную группу. Они начали успешно выступать на утренниках, выпускных и гастролировать по другим школам.

К скрипке добавились гитара, труба и барабан, а ещё весьма сомнительный, но харизматичный вокал — по имени Серёжа. Часто музыканты собирались друг у друга дома и занимались подготовкой к концертам.

Группа просуществовала до окончания школы, ребята планировали играть и дальше, поступив в музучилище, но отцу Алёши диагностировали острую музыкальную непереносимость и, как следствие, нервное истощение. И тогда он позвонил своему двоюродному брату, майору, и договорился, чтобы сына забрали в армию до сдачи вступительных экзаменов.

— Определим его в нашу военную часть, там из него музыку выведут — полотёром и строевой подготовкой, — обещал майор.

В армии Алёша быстро освоился. Военный оркестр был обречён на новую первую скрипку. Там наш музыкант лишь приумножил свой талант и стал местной гордостью. Родителям на работу присылали официальные приглашения на концерты и парады, где участвовал их талантливый сын, а потом его на все выходные отпускали в увольнение домой, где парень показывал, чему научился.

Отслужив, Алёша вернулся в отчий дом.

— Я заплачу любые деньги, только скажите, как мне быть! — умолял отец психолога, к которому теперь ходил каждую неделю. — Он снова живёт с нами, потому что не может снять квартиру — его отовсюду просят съехать вместе с его скрипкой!

— Я дам вам один действенный совет, — с серьёзным видом отвечал специалист, пересчитывая купюры, что снял для него с кредитки отец Алёши, — хотя это неправильно и противоречит этике. Есть метод.

Глава семьи навострил уши.

— Всё что угодно, лишь бы он это бросил, раз не может съехать — иначе я не доживу до пенсии.

— Музыка должна ему опротиветь. Она должна ему напоминать о боли и страданиях. Лучше всего — о чужом горе, — сказал психолог, и отец буквально прозрел.

— Точно! У меня же шурин работает в ритуальном бюро! Пригласим Алёшу сыграть на похоронах. Он мальчик чувствительный, душой пострадает, но мы-то, мы-то отдохнём! — кричал отец, выбегая из кабинета.

Через две недели психолог снова принимал его у себя. Вид у отца музыканта был ещё хуже, чем в прошлый раз. Мужчина исхудал, осунулся, чернота вокруг глаз, казалось, могла засосать небольшую галактику.

— Что случилось? Не выгорело? Его не взяли в оркестр? — поинтересовался врач.

— В-в-в-взяли, — заплетающимся языком сказал отец и заплакал.

— Он что — не прочувствовал боль?

— П-п-п-п-прочувствовал, — высморкнулся клиент в рукав.

— А что тогда?

— Дело в том, что его пригласили на похороны какого-то олигарха. Народу собралось человек двести, и все были только рады, что этот тип концы отдал. Это был очень мерзкий дядька, которого никто не любил, и плакать никто, естественно, не собирался. Пока…

— Пока что? — любопытство врача было на пределе.

— Пока не заиграл оркестр, а точнее — Алёша со своим соло. В общем, рыдали даже те, кого олигарх на деньги кинул, а ещё любовник его жены и даже водитель катафалка, который вообще недавно приехал из-за границы и не знал покойного.

— Вот так да… — почесал бородку психолог.

— Алёше предложили работу. Он теперь на всех похоронах играет, а дома с утра и до вечера репетирует. Мы в день по три литра воды выпиваем, чтобы не умереть от обезвоживания, когда плачем.

— Простите, я не думал, что так… — начал было оправдываться психолог, но клиент его перебил:

— Тем не менее результат есть!

— Правда? Какой же?!

— Их оркестр пригласили на год в тур по стране, Европе и Азии!

— Тур для ритуальных оркестров? Не знал, что такие бывают, — выпучил глаза врач.

— Их и не было до этих самых пор. А теперь, благодаря Алёше, люди со всего света хотят, чтобы их оркестр играл на прощаниях с важными персонами. В Северной Корее их вообще забронировали на сорок лет вперед. Так что спасибо вам, — встал клиент с кресла и, откланявшись, вышел из кабинета.

Наконец все выдохнули. Талантливый сын получил возможность играть, родители получили долгожданный сон, люди во всём мире начали получать достойные проводы.

Правда, счастье длилось недолго. Через полгода Алёша вернулся с беременной женой. Они познакомились в Париже, где оркестр выступал по три раза на дню. Девушка эта играла в местной церкви на орга́не, и они с Алёшей сыгрались на одной общей службе. Хоть отец Алёши и настаивал на том, чтобы сын жил отдельно, свежеиспечённая свекровь была категорически против. Для неё судьба и здоровье невестки и будущего внука были дороже собственного, потому молодожены остались.

Ребёнку ещё до рождения начали прививать любовь к музыке. Будущая мама включала на больших колонках запись любимого орга́на, а будущий папа подыгрывал ему на скрипке, добивая остатки нервной системы будущего деда.

А когда малыш родился, объявился прадед, которого в очередной раз забыли поздравить с профессиональным праздником. Взглянув на новорожденную девочку, старик довольно улыбнулся и прошептал ей на ушко:

— Когда тебе исполнится пять лет, я подарю тебе лошадку. — И хитро подмигнул.

Александр Райн

Предыдущий Следующий