Тайка проснулась задолго до рассвета от стука камешков по ставням. Сперва даже не поняла: может, почудилось? Но тут с улицы донёсся взволнованный голос Алёнки:
- Тая! Ты спишь?
Внизу залаял Снежок. Пришлось открыть окно.
- А чего не в дверь?
Темнота стояла, хоть глаз выколи. Даже птицы ещё не начали петь.
- Да я... растерялась просто, - Алёнка смутилась. - Прости. Можно мы войдём?
- Конечно, - Тайка помчалась на кухню ставить чайник.
Алёнку трясло. Да уж, таком состоянии не то что дверь с окном перепутаешь - собственное имя забудешь. Пришлось добавить в чай цветков ромашки, чтобы гостья немного успокоилась.
- Тай, у нас на огороде кто-то лежит, - она стукнула зубами о край чашки. - Я до ветру вышла, а там это! Самой не разглядеть, только когда глазами Снежка смотрю вижу.
- А что оно делает? - Тайка, подумав, сыпанула ромашки и себе тоже.
- К-кажется, спит.
- Неудивительно: ночь ведь на дворе, - она зевнула. - А на что хоть оно похоже?
Алёнка замотала головой:
- На жуть жуткую. Тебе лучше самой увидеть, правда. Я теперь одна домой ни за что не пойду. А там мама осталась... с этим.
Тайка вздохнула:
- Ладно, допивай чай. Я быстренько переоденусь. Не в ночной же рубашке идти...
Алёнка кивнула и вцепилась пальцами в чашку. Снежок, поскуливая, жался к её ногам.

Весь июль стояла невозможная жара, поэтому Пушок сменил излюбленное место ночёвки за печкой на садовую прохладу. Тайка тряхнула яблоневую ветку, и сонный коловерша свалился ей прямо в руки, даже не успев расправить крылья.
— У-ух! — Он встопорщил перья. — Тая, ты слышала такое слово: режим? В моём возрасте уже нельзя скакать круглые сутки.
— Но ты же, считай, наполовину кот, наполовину сова. Они ночами не спят обычно.
Коловерша аж задохнулся от негодования:
— Вообще-то я не то и не другое! Ты ругаешься просто потому, что я не соответствую твоим ожиданиям! Тая, знаешь такое слово — «стереотипы»? Нужно быть выше этого!
— Тише, не ори. Кругом люди спят, — прошипела Тайка.
— Вот именно! А меня, выходит, можно будить, я же не человек!
А вот это уже было обидно. Тайка надула губы:
— А кто говорил: «случись чего — буди в любое время дня и ночи»? — она передразнила скрипучий голос коловерши. — Опять наврал?
— Погоди-погоди! А что стряслось-то? Ты не отмахивайся давай, а говори по существу. И не беги так! Я за тобой не успеваю. Тьфу, опять тут эта дивья псина… Да что ж за жизнь такая, а?

Пушок перестал бурчать, только когда они дошли до Алёнкиной калитки и на цыпочках прокрались мимо дома к огороду.
— Вот тут оно лежало! — Алёнка ткнула пальцем в примятые кустики клубники и завертела головой.
У Тайки ёкнуло сердце при мысли, что жуткая тварь бродит где-то неподалёку, таясь в предрассветных сумерках.
— Может, в дом пойдём? Надо проверить: вдруг оно туда забежало? — её голос дрогнул.
Алёнка вцепилась в загривок симарглу так сильно, что Снежок тоненько заскулил.
— Н-надеюсь, не забежало, — опомнившись, она ослабила хватку.
Обходить весь дом пришлось крадучись, чтобы не разбудить тётю Машу — Алёнкину маму. Но старые половицы скрипели так громко, что она всё равно проснулась.
— Ой, девчонки, что это вы тут колобродите ни свет, ни заря?
— Ты спи, мам, спи...
— Какое там «спи», — тётя Маша откинула одеяло. — Всё равно через час вставать уже. Давайте я вам лучше оладушек напеку.

Алёнка и её мама жили очень бедно. Тётя Маша работала учительницей, а в свободное время шила на заказ, но они всё равно еле сводили концы с концами. Об отце Алёнка знала лишь то, что тот рано умер, и видела одну выцветшую фотокарточку.
Когда она сама заболела — да так сильно, что доктора только руками разводили — мать постарела в одну ночь... Никто не упрекал тётю Машу в том, что она часто сетовала на судьбу. Ну и помогали, чем могли, конечно — чай, не чужие все, из одной деревни.
— С вареньем или со сметанкой? — тётя Маша поставила перед Тайкой тарелку с угощением.
Пушок подцепил когтем один оладушек и рванул в окно. Вот проглот! Надо будет потом разъяснить ему, что в гостях так себя не ведут.
— С вареньем. — Тайка облизнулась: нашли чего спрашивать у сладкоежки!
Она потянулась за ложкой, как вдруг увидела на плече у тёти Маши странное существо. Маленькое: размером с воробья, не больше. Но не птица, а что-то непонятное.
— Вишня-то в этом году не уродилась, — вздохнула тётя Маша. — Жаль.
Существо на её плече будто бы увеличилось в размере. Тайка пнула под столом Алёнку и глазами стрельнула: мол, взгляни-ка.
Та приманила Снежка на кусок оладушка, обняла его за морду, заставляя посмотреть на маму, и тихонько ахнула.
— Тай, — зашептала она, — это та самая жуть жуткая.
— Ты ж говорила, она большая?
— Была большая, а теперь стала маленькой почему-то...
Тётя Маша налила себе чаю без сахара и уселась за стол:
— Жара-то какая несусветная... Спится плохо, сердце колет.
Странное существо на её плече ещё подросло, став размером уже с ворону. Тайка разглядела сморщенное стариковское личико, раскрытый рот с острыми зубами и единственный глаз посреди лба — совсем белый, без зрачка. Снежок зарычал, но жуть жуткая и ухом не повела.
— Зарплату опять задерживают, — тётя Маша отхлебнула чай. — На что будем Алёнку в школу собирать, ума не приложу...
Чашка выскользнула из её рук и упала на пол, разлетевшись вдребезги.
— Ну вот, ещё и чашку любимую разбила. Да что ж такое-то?
Существо перебралось с плеча на шею и свесило тощие ножки. Тётя Маша наклонилась, чтобы собрать осколки, и вдруг охнула, зажимая ладонь. На пол упали капли крови.
— Мама!
Алёнка бросилась к ней, а Тайка — к шкафу с аптечкой. Порез кое-как перевязали.
— Теперь и шить не смогу, — всхлипнула тётя Маша, баюкая руку. — Правду говорят, беда не приходит одна...
Одноглазая жуть мерзко захихикала и показала Алёнке козу. Та, рыдая, выскочила во двор. Тайка бросилась следом.
Она уже догадывалась, с кем им довелось столкнуться. Вот только что с этим делать, пока не знала.

Кое-как успокоив Алёнку и оставив её на попечение верного Снежка, она отправилась к Никифору — посоветоваться.
Тот бродил по саду, почёсывая в затылке, и заглядывал под каждый куст.
— Ума не приложу, куда оно подевалось?
— Что-то потерял? — Тайка давно не видела домового таким озабоченным.
— Пустяки, — отмахнулся тот. — Что стряслось, Таюшка-хозяюшка? На тебе лица нет… Али упырь окаянный опять объявился?
— Хуже, — Тайка опустилась на траву. — У тёти Маши лихо завелось. Одноглазое. Теперь у неё всё из рук валится. Сплошное невезение.
Домовой Никифор крякнул от удивления:
— Откуда ж оно взялось?
— Из огорода. Спало там, а тётя Маша его, наверное, разбудила.
— Запомни, Таюшка-хозяюшка, — домовой поднял палец, — лихо — не мыши, само не заводится. И в огороде тоже не растёт. Стало быть, кто-то его накликал.
— Да кто может тёть-Маше зла желать? — Тайка сорвала травинку и засунула в рот. — Она же добрая, мухи не обидит.
Никифор присел рядышком и зашарил рукой по траве. Интересно всё-таки: что же он потерял?
— Мало ли на свете злых людей... — он вздохнул. — Впрочем, виновника можно и потом отыскать. Важнее сейчас отвадить лихо.
— А как? Оно ж вон на шею село и ножки свесило.
— Тогда дело плохо, — домовой принялся обмахиваться картузом. — Раз уже на шею село, всего два способа осталось. Либо кому-то другому его подложить…
— Ни за что! — Тайка замотала головой.
— Либо обдурить лихо, чтобы само слезло. А потом накрыть мешком и отнести в Мокшины топи. Там ему самое место.
Тайка хотела сказать, что не справится. Шутка ли: с самим лихом в хитрости тягаться. Но тут с ветки головою вниз свесился выспавшийся и довольный Пушок:
— Что? Где? Кого обдурить?
— Ага, — Тайка потёрла ладони. — Ты-то мне и нужен.
У неё появился план.

Всё складывалось как нельзя удачно: тётя Маша сама решила прилечь после обеда. Тайке оставалось только пошептать под дверью, чтобы та заснула покрепче, а потом они с Пушком вошли.
Лихо сидело поверх одеяла, склонившись к самому уху спящей женщины:
— Идёшь ты, значица, над пропастью по узкому мостику без перил. Он кача-а-ается… — Его голос звучал монотонно, как скрипучее кресло-качалка. — Высоко-о-о. Страшно. Алёнка отстаёт. Ох, сорвётся, глупая...
Так вот, оказывается, как наводят кошмарные сны.
Коловерша перелетел с Тайкиного плеча на спинку кровати и негромко кашлянул:
— Кхм. Извините, что отвлекаю. Но ведь это вы Лихо, да?
— Ну? — На него уставился белый глаз без зрачка.
— Настоящее? — Пушок округлил глаза. — Потрясно! Я так счастлив!
В его голосе звучало неприкрытое восхищение, и у лиха отвисла челюсть:
— Чего тебе надобно?
— Я столько о вас слышал! — коловерша бочком перепрыгнул на одеяло. — Вы мой кумир. А можно автограф?
— Авто… что?
— Ой, только не говорите, что вы не подпишете мне открытку!
Тайка, притаившаяся в кресле с вязанием, старалась не фыркать, а Пушка уже несло:
— Нельзя так поступать с фанатами. Я так хочу быть похожим на вас. Тоже уметь — у-у-у — насылать кошмары, приносить неудачу, подстраивать каверзы. Как думаете, у меня получится?
— Ну, при должной сноровке… — Лихо приосанилось и заулыбалось во весь свой зубастый рот. — Не так-то просто своего человека найти, знаешь ли.
— И как же вам удалось? — Пушок смотрел глазами голодного котика. — Я слыхал, будто нельзя вот так просто взять и сесть кому-то на шею. Нужно, чтобы тебя наслали или что-то в этом роде…
— Верно, — лихо погладило тётю Машу корявой лапкой по плечу. — Глянь, какой чудный случай: Машка-дура сама на себя лихо накликала. Всё ей было не так, не эдак. Дурные знаки повсюду видела, надежду потеряла, боялась всего на свете и ждала худшего. Так и стало.
— Но если она сама вас призвала, неужто прогнать не сможет?
Лихо расхохоталось:
— Ой, умора! Да как же она меня прогонит, ежели её предчувствия оп-рав-да-лись? Ещё больше за них цепляться станет. Так что, дружок, я теперь тут надолго.
— Здорово! — Пушок аж затанцевал, перебирая лапами. — А возьмёте меня в ученики?
— Чо б не взять? Ты, я смотрю, парень бойкий, расторопный.
Лихо поднялось в рост. Оно стояло одной ногой на подушке, а второй попирало голову тёти Маши. Ещё бы шажок в сторону, и можно было бы накрыть его мешком. Тайка мысленно взмолилась: «Пушочек, миленький, ну давай, дожми эту гадину».
Коловерша захлопал крыльями и перелетел на тумбочку, где лежали ручка и блокнот.
— Я знал! Сегодня мой счастливый день! И всё же… изволите здесь подписаться? Хоть крестик поставьте. Я на стенку в рамочку повешу и буду любоваться. Деткам показывать.
«Ох, только бы не переборщил с лестью», — испугалась Тайка, но лихо, радостно кивая, уже тянулось за ручкой.
— Странное какое-то писало, — только и успело сказать оно, как Тайка кинулась вперёд с мешком наготове.
Пушок успел увернуться в последний момент. Теряя перья, он влетел башкой в стену и шлепнулся за тумбочку. Пойманное лихо забилось внутри мешка, изрыгая проклятия.
— Пушочек, ты живой? — всполошилась Тайка.
— Не уверен. — Голос коловерши звучал глухо: кажется, его слегка контузило. — Скажи, мы же его поймали, да?
— Благодаря тебе, — Тайка подняла трепыхающийся мешок вверх.

— Таюшка-хозяюшка, когда ж ты теперь на болота пойдёшь? — домовой Никифор переминался с ноги на ногу.
— Да вот прямо завтра и пойду, чего тянуть?
— А можешь кой-чего у Мокши спросить, ежели встретишь? — Никифор вздохнул.
— Да что случилось-то? — Тайка встряхнула домового за плечи. — Выкладывай, не томи.
Тот молча показал обрывок верёвочки, на которой прежде носил землицу с волшебством. Тайка ахнула: так вот чего Никифор рыскал по кустам. Ну и растеряша!
— Ты только не волнуйся. Всё будет хорошо. Добуду тебе ещё волшебства.
— Да не в этом дело, — домовой поскрёб в бороде. — Пока я не заметил, что мешочек пропал, колдовал себе и колдовал. А как понял, что нет больше землицы, — так и всё, руки опустились.
— Погоди… хочешь сказать, что без него тоже можно?
— Вот об этом я и хотел у Мокши узнать.
Никифор опустился на пол, Тайка уселась рядом с ним, уперев ноги в стену. Мысли в голове, скакали, как белки: ну и новости!
— Слушай, а попробуй прямо сейчас… ну, наколдуй что-нибудь. Представь, что волшебство не терялось.
— Думаешь, сработает?
— Что значит «думаю»? Оно уже работало. Сам же сказал.
Никифор закрыл глаза, сделал глубокий вдох.
— Нет. Ничего не выходит...
Но Тайка не отставала:
— Не сдавайся. Это почти как с лихом: потеряешь надежду, будешь видеть во всём дурные знаки — и накликаешь беду.
— Ладно, в последний раз попробую...
Домовой поднёс ко рту раскрытые ладони и дунул. Сперва Тайка не поняла, куда смотреть, и решила, что ничего не вышло. Но Никифор, улыбаясь, указал взглядом на потолок. Она задрала голову и обомлела: от люстры в разные стороны брызнули яркие огоньки, добежали до углов, скатились вниз и исчезли.
— Что это? — шёпотом спросила она.
— Защита от пожара, — Никифор тоже понизил голос, будто опасаясь спугнуть волшебство. — Не спрашивай ничего у Мокши, Таюшка-хозяюшка, я уже сам всё понял. Волшебство наше творится, когда мы в него верим. Так и в свои силы тоже верить надобно: злосчастие не призывать, а на удачу уповать.
— Верные слова, — Тайка обняла домового (тот едва не прослезился). — Надо остальным рассказать, вот они удивятся!
Никифор покачал головой:
— Не надо, Таюшка-хозяюшка. Если нам не поверят — это ещё полбеды: хуже всего, если они не поверят в себя. Представляешь, что тогда начнётся? Будто нам и без того забот было мало.
В душе Тайка не до конца согласилась с домовым, но в одном он был прав: Дивнозёрье ещё не оправилось от прошлых потрясений. Они ведь так и не выяснили, почему закрылись дупла. И куда делся упырь. Ещё надо было придумать, как помочь Радмиле вернуть человеческий облик и отправить Яромира домой. И выручить мавку Марфу из болотного плена… Да, пожалуй, пусть пока всё идёт своим чередом. Как говорится, не буди лихо, пока оно тихо.

Ведьма Дивнозёрья |  Глава 1, Глава 2, Глава 3, Глава 4, Глава 5, Глава 6, Глава 7, Глава 8, Глава 10,

Алан Григорьев

ПредыдущийСледующий